Не так давно в Российской Федерации по телевидению в очередной раз демонстрировался советский многосерийный фильм "Операция 'Трест'". Эта картина, признанная одной из классических лент советского кинематографа, была снята в 1967 году по мотивам небезызвестного романа лауреата Сталинской премии Л.В. Никулина "Мёртвая зыбь", воспевшего "подвиги" ВЧК - ОГПУ в борьбе с Белой эмиграцией и Белым подпольем в СССР.

Заниматься ныне критикой фильма "Операция "Трест"", как и критикой самого романа "Мёртвая зыбь", мы, конечно, не собираемся. Оба произведения были "идейно выдержанными" и, беззастенчиво искажая исторические факты, преследовали вполне определённые пропагандистские цели. Естественно, все чекисты и их провокаторы изображались там благородными, умными, добрыми и бесстрашными патриотами; кутеповцы же и прочие антикоммунисты – порочными и злобными врагами, а то и просто уголовниками и дегенератами.

Но вот ведь какой парадокс: даже в этом чекистском сериале сочувствие и симпатию зрителей как-то невольно вызывал образ Марии Владиславовны Захарченко-Шульц – руководительницы кутеповских боевиков в подсоветской России. В "Операции "Трест"" роль Марии Захарченко по-своему талантливо сыграла блестящая актриса Людмила Касаткина. Но дело было не столько в бесспорном таланте советской киноактрисы, сколько в другом: сам образ красивой, обаятельной и умной русской женщины, патриотки, с крохотной группой офицеров-единомышленников бросающейся в невероятно рискованную схватку против огромной армии ОГПУ, просто не мог оставить зрителей равнодушными.

Сколько-нибудь полная и достоверная биография Марии Владиславовны Захарченко-Шульц, к сожалению, пока никем ещё не написана). А между тем, имя этой удивительной русской женщины до сих пор не сходит со страниц многочисленных книг и статей, посвящённых истории Великой и Гражданской войн, Русской Белой эмиграции и, особенно, истории печально известной операции "Трест". Впрочем, такое положение объясняется легко: ни руководители РОВСа (по одним причинам), ни руководители советских спецслужб (по другим) долгое время не были заинтересованы в том, чтобы подробности биографии легендарной героини Белого движения были преданы гласности.

Первым, кто рассказал в печати о беспримерном (действительно беспримерном!) жизненном подвиге Марии Захарченко, был известный в эмиграции талантливый русский публицист Николай Александрович Цуриков) – человек очень близкий к работе Русского Обще-Воинского Союза. У нас есть серьёзные основания предполагать, что статья эта была написана по личной просьбе самого генерала А.П. Кутепова (в то время – главного руководителя "специальной работы"), на основе секретных материалов, предоставленных генералом в распоряжение журналиста. Увы, полностью использовать их тогда для написания биографии русской героини публицист еще не мог.

"Из того, что заключается в переданном мне материале, – писал первый биограф Марии Захарченко, – я могу передать, быть может, только половину… Говорить о жизни М.В. до начала её боевой, революционной работы по одним соображениям, и говорить о подробностях того, как эта работа протекала в России, по другим – не представляется сейчас ещё возможным…"

Действительно, читая блестящую статью Н.А. Цурикова 1927 года, убеждаешься в том, что автор о многом умышленно умалчивает, недоговаривает, а, возможно, иногда и намеренно "делает ошибки" (чтобы сбить с толку работников ОГПУ, которые, несомненно, этот материал также читали и анализировали). Лишь впоследствии, когда стало возможным снять завесу секретности, в эмигрантской печати появились более подробные сведения о Марии Захарченко, но, к сожалению, тоже оставляющие множество "белых пятен" в биографии русской героини. Что же мы в действительности знаем о ней?

Маша Лысова (такова была её девичья фамилия) родилась 9 декабря 1893 года в семье действительного статского советника) Владислава Герасимовича Лысова. Как сообщает Н.А. Цуриков, Маша очень рано потеряла свою мать: она умерла вскоре после рождения дочери. Первые годы жизни Маша провела в городе Пензе и Пензенской губернии, в родительском имении. Первоначальное образование она получила дома, а затем была отдана учиться в Петербург, в знаменитый Смольный Институт благородных девиц – лучшее в России учебное заведение для девочек из дворянских семей. Учёба и быт в институте всегда были очень строги. Но и репутация смолянок общеизвестна: блестящее образование, прекрасное воспитание; лучшие воспитанницы по окончании института могли быть определены на службу ко Двору. Имя Марии Владиславовны Лысовой можно найти в списке смолянок среди сорока пяти выпускниц Императорского воспитательного общества благородных девиц 1911 года (79-й выпуск).

В возрасте около двадцати лет она вышла замуж за офицера Л.-гв. Семёновского полка Ивана Сергеевича Михно. Молодая чета поселилась на Загородном проспекте, 54, где на казённых квартирах проживало большинство семейных и холостых офицеров полка.) Но относительно безмятежная жизнь полковой дамы одного из самых привилегированных полков Императорской Гвардии была очень недолгой: вскоре грянула I Мировая война. В августе 1914 года штабс-капитан Михно отправляется с полком на фронт в должности начальника команды конных разведчиков. В том же году, тяжело раненный, он скончался на руках своей молодой жены. И вот, она уже – убитая горем вдова с крохотным, только что родившимся ребёнком на руках.

Эта потеря потрясла молодую двадцатидвухлетнюю женщину, но она не пала духом: ответом на гибель любимого человека стало решение добровольно пойти на фронт – в строй, чтобы с оружием в руках заменить погибшего мужа. В то время в Русской Армии женщина в военном строю – было случаем исключительным, почти небывалым со времён знаменитой "кавалерист-девицы", корнета Н.А. Дуровой. Это уже потом, в 1917 году, во времена керенщины, в рядах разлагающейся Российской Армии начнут формировать "экзотические" женские ударные батальоны и отдельные женские команды связи. Но в 1914 году женщину в полковом строю, даже и представить было трудно! Любой воинский начальник на подобную просьбу со стороны молодой дамы ответил бы, конечно, удивлением и категорическим отказом. В лучшем случае можно было рассчитывать на должность сестры милосердия… И тогда недавняя смолянка решает прибегнуть к помощи Великой Княжны Ольги Николаевны (1895-1918) – старшей Августейшей Дочери Императора Николая II.

Ещё в 1909 году Государь назначил Великую Княжну Ольгу Николаевну шефом 3-го гусарского Елисаветградского полка. Это было большой честью для армейского полка, и елисаветградцы гордились таким шефством.

Так пелось в "Полковой песне Елисаветградских гусар". Со своей стороны, Великая Княжна Ольга Николаевна любила свой полк, интересовалась его жизнью и оказывала ему всяческое внимание. Во время войны Великая Княжна Ольга Николаевна, как и другие Августейшие Дочери Императора Николая II, находилась в Петрограде и самоотверженно ухаживала за ранеными, но связи со своим полком не теряла. К Ней, а также к Императрице Александре Феодоровне, и обратилась молодая вдова с необычной просьбой – назначить её в 3-й гусарский Елисаветградский Е.И. Выс. В. Княжны Ольги Николаевны полк добровольцем. Государыня попросила Государя, и он, проявив внимание, приказал военному министру, генерал-адъютанту, генералу-от-кавалерии В.А. Сухомлинову сделать соответствующее распоряжение, что и было исполнено…

Преодолев все многочисленные препятствия и формальности, Мария Владиславовна оставляет ребёнка на попечение близких людей и в 1915 году вступает вольноопределяющимся в 3-й гусарский Елисаветградский Е.И. Выс. В. Княжны Ольги Николаевны полк.

С самого начала Великой войны елисаветградские гусары участвовали в боях в Восточной Пруссии, весной 1915 года – сражались в Литве. Мария Владиславовна Михно прибыла в полк ранней весной 1915 года. Сразу же она была зачислена в пятый эскадрон ротмистра П.П. Обуха под именем вольноопределяющегося Андрея Михно. Впоследствии, уже в эмиграции, один из однополчан Мари Владиславовны, штабс-ротмистр Б.Н. Архипов, говоря о её первых шаги на фронте, напишет:

"Мария Владиславовна не дурно ездила верхом по-мужски, но, конечно, никогда не обучалась владению оружием и разведке: значит, с боевой точки зрения была бесполезна. Мало того, постоянное днём и ночью присутствие молодой женщины, переодетой гусаром, очень стесняло офицеров и солдат. Командир полка и не прочь был бы избавиться от такого добровольца, но ему подтвердили, что всё сделано по личному желанию Государя Императора. Пришлось смириться со свершившимся фактом".

Но уже скоро Мария Михно, поначалу столь скептически встреченная в полку, сумела доказать, что её прибытие на фронт – это не блажь молодой взбалмошной дамы, получившей протекцию Великой Княжны Ольги Николаевны и самого Государя. На войну она пошла по-настоящему. Как засвидетельствовал один из её биографов, ничего бутафорского, ничего маскарадного, ничего от "театрального переодевания" в этой женщине не было. Всегда скромная, исключительно тактичная, она как-то умела не терять своей женственности даже в обстановке самой страшной боевой страды. Но при этом ей было дано и другое: она смело шла на встречу любой опасности, и этим увлекала других, умела подчинять людей и вести их за собой. Не только офицеры полка, но и солдаты, у которых женщины-доброволицы зачастую вызывали если не прямое недоброжелательство, то смех, удивлялись ей, уважали и серьёзно её чтили.

"Следует упомянуть, – отмечал впоследствии штабс-ротмистр Архипов, – что за период, проведённый в рядах полка, находясь постоянно в боевых делах, М.В. Михно обучилась всему, что требовалось от строевого гусара, и могла на равных соперничать с мужчинами, отличаясь бесстрашием, особенно в разведке".

Однажды, вызвавшись добровольно проводником к команде разведчиков своей дивизии (дело происходило в ноябре), ночью она вывела свой отряд в тыл немецкой роте. Немцы были перебиты, оставшиеся в живых – взяты в плен. Во время другой разведки, Мария Владиславовна, бывшая в сопровождении двоих солдат, наткнулась вплотную на немецкую заставу. Неприятель открыл огонь. Один из солдат был убит, другой ранен. Но Мария Владиславовна, сама раненая, под страшным огнём, сумела вынести на руках своего истекавшего кровью товарища.

А вот ещё один боевой эпизод, происшедший с Марией Владиславовной, к тому времени произведённой уже в унтер-офицеры. В 1916 году, в Добрудже, пятый эскадрон елисаветгрдских гусар под командой штабс-ротмистра фон Баумгартена занял одну болгарскую деревню. Въехав на коне в какой-то двор, Мария Владиславовна неожиданно натолкнулась на болгарского пехотного солдата и стала на него кричать таким неистовым голосом, что солдат растерялся, бросил винтовку и поднял руки. Потом он был очень сконфужен, когда узнал, что был взят в плен женщиной…

Два Георгиевских Креста и медали "За храбрость" украсили за время Великой войны грудь этой небольшой, внешне очень хрупкой женщины… В сущности, только одной этой страницы её биографии – подвига на фронте Великой войны – уже было бы достаточно, чтобы мы сегодня, в год 75-летия гибели Марии Захарченко, с уважением вспомнили имя этой русской героини. Но Господь определил ей пройти весь Путь. До конца…

"Революция в полку была принята сдержанно, – засвидетельствовал один из офицеров-елисаветградцев полковник А. Рябинин, – отношения между офицерами и гусарами были вполне хорошими. Дисциплина сохранялась".

Елисаветградцы были одной из очень немногих частей Русской Армии, до конца сохранивших в своих рядах относительную дисциплину, и в целом не поддавшихся революционным настроениям. Только на Рождество 1918 года, надев свою великолепную парадную форму и так и не признав большевицкую власть, гусары большими группами стали покидать полк. Тогда же покинули полк и все офицеры. Командир полка, полковник Такаев с несколькими офицерами пытался пробраться в Добровольческую Армию, но по дороге они были арестованы и расстреляны, другим офицерам удалось пробраться на юг России и принять участие в Белой борьбе.

В ОГНЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

После большевицкого переворота и развала фронта Мария Владиславовна вернулась на родину – в родительское имение в Пензенской губернии.

Страшную картину представляла в то время Пензенская земля: в городе Пензе обезумевшие от "свободы" толпы грабили магазины, в деревнях – жгли помещичьи усадьбы. И всюду убивали – бессмысленно, беспощадно и безнаказанно. Так, в те самые дни на вокзальной площади самосудом убили какого-то проезжавшего через Пензу капитана за то, что он не снял ещё погоны. После того, раздев офицера до гола, с гиком и хохотом "революционеры" таскали его труп по снегу Московской улицы – то вверх, то вниз. Пензенскую старуху-помещицу Лукину, заодно с её дочерью большевицтвующие крестьяне на сельском сходе постановили убить и… забили кольями. Тогда же убили в собственной усадьбе помещика Скрипкина, а затем "для потехи" затолкали его голый труп в бочку с кислой капустой. И всё это с хохотом – "теперь наша власть! Народная!" А сколько ещё таких эпизодов видела Пензенская земля и вся Россия в те "окаянные дни"?..

Известный эмигрантский писатель Р.Б. Гуль – земляк Марии Владиславовны, в своей хронике "Конь рыжий" писал: "В эти же дни с отрядом какой-то отчаянной молодёжи по пензенскому уезду поскакала верхом вернувшаяся с фронта девица Мария Владиславовна Лысова, будущая известная белая террористка Захарченко-Шульц, поджогами сёл мстя крестьянам за убийства помещиков и разгромы имений".

Нечто подобное, да ещё с добавлением "подробностей" можно прочесть и в статье уже упомянутого выше штабс-ротмистра Архипова, а уже вслед за ним и в работах других авторов, писавших о Марии Захарченко. Но здесь необходимо пояснение. Действительно, вернувшись с фронта на родину, и застав там картину всеобщего развала и разбоя, Мария Владиславовна на свой страх и риск приступила к созданию партизанского отряда, привлекая в его ряды учащуюся молодежь. Ни одного офицера в этом отряде не было. Как утверждают некоторые осведомлённые источники, не было и никаких "поджогов сёл", как и конных рейдов по мятежным деревням. Дело в том, что отряд Марии Михно так никогда и не вышел из стадии формирования, а потому ни в каких боевых делах или карательных операциях против погромщиков он принять участия просто не мог.

Об этом периоде жизни Марии Владиславовны её биографы говорят очень скупо. Ясно только, что попытка сформировать партизанский отряд, по всей вероятности, успехом не увенчалась, и Мария Владиславовна покинула Пензу. А затем, оказавшись в глубоком тылу красной армии, она узнаёт, что где-то ведёт борьбу с большевиками Белая армия. Это известие придаёт ей силы. И вновь по собственной инициативе, "при помощи одной только старой служанки", – уточняет Н.А. Цуриков, – Мария Владиславовна организует серьёзное и крайне рискованное дело. Она укрывает у себя офицеров-добровольцев и тайными путями помогает им пробираться в ряды Белых войск. Фактически это был её первый серьёзный опыт подпольной работы в тылу большевиков. Как утверждает Н.А. Цуриков, работу эту, имевшую большие результаты, Мария Владиславовна прекратила, только будучи обнаруженной…

В это время она встречает своего бывшего друга - офицера 15-го уланского Татарского полка Захарченко и весной 1918 года выходит за него замуж. Вскоре чета Захарченко пробирается на Кубань и вступает в Добровольческую Армию. Впрочем, похоже, что прежде, чем супруги Захарченко пробрались в район действия Добровольческой Армии, им пришлось побывать в Персии и по пути на юг России пережить немало опасных приключений. Некоторые биографы уточняют их маршрут: Москва – Тегеран, далее через Курдистан в Месопотамию к англичанам, затем через Персидский залив, Суэц и Босфор – в Армению. Другие биографы описывают путь супругов Захарченко в Белую Армию иначе: "из Персии через Индию на английском пароходе".

Так это или иначе, Мария Владиславовна вновь оказывается в кавалерийском седле, вновь на фронте. Здесь её ждали новые боевые подвиги, новое тяжёлое ранение в грудь, тиф, отмороженные руки и ноги, и новая тяжёлая утрата: под Монастырём (у Каховки) умер от заражения крови её второй муж – командир 2-го кавалерийского полка, полковник Захарченко…

После эвакуации Русской Армии генерал-лейтенанта, барона П.Н. Врангеля из Крыма Мария Владиславовна оказалась в Галлиполи. Начались скитания по чужим странам. Но и на чужбине она не пала духом: предстоял новый этап её жизни – Боевая организация генерала Кутепова.

В КУТЕПОВСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

Боевая организация генерала Кутепова (или Кутеповская организация) зародилась в эмиграции в начале 1920-х годов. Это была небольшая, строжайше законспирированная структура, состоящая из самоотверженных русских патриотов, тех, кто, уйдя на чужбину, не сложил оружия и добровольно избрал для себя опасный путь подпольной и боевой работы в СССР. На Кутеповскую организацию возлагалась задача установления и поддержания связи Белой эмиграции с внутрироссийскими антикоммунистическими группами, совершение террористических актов против руководителей большевицкой партии, ВЧК - ОГПУ и т.д. Главной целью кутеповцев была подготовка вооружённого антибольшевицкого восстания в России.

В ряды кутеповских боевиков шли закалённые в боях Гражданской войны Белые офицеры и добровольцы, но не мало в ней было и отчаянной русской патриотической молодёжи – вчерашних гимназистов и кадет. И во главе одной из групп боевиков – хрупкая женщина...

Мария Захарченко вступила в ряды организации генерала Кутепова, вероятно, одной из первых. В октябре 1923 года по заданию генерала Кутепова она с большим риском нелегально перешла советско-эстонскую границу и возвратилась на родину. Вместе с ней в СССР ушёл её ближайший соратник по Кутеповской организации, бывший лейб-егерь, капитан Георгий Николаевич Радкович (1898-1928), ставший её третьим мужем. С документами на имя супругов Шульц, Мария Владиславовна и Георгий Николаевич должны были пробраться в Петроград, а затем в Москву для выполнения особого задания генерала Кутепова.

Об этом последнем и, наверное, самом опасном и героическом периоде жизни Марии Владиславовны красноречиво свидетельствуют немногочисленные записи, оставленные её соратниками - офицерами-кутеповцами. Один из них, В.И. Волков в своей записной книжке посвятил Марии Захарченко такие строки:

"Удивительно всё-таки: во главе боевых групп - маленькая, хрупкая женщина! И это она, как никто, умела выбирать и подбирать для работы людей, и её "школа" была единственной и никогда уже, конечно, неповторимой выучкой в условиях неимоверно и непреодолимо тяжёлых, нечеловеческих трудностей. Она – даже для нас легенда! Страшная и прекрасная русская сказка! В её судьбе – судьба русской женщины и русского антибольшевика".

Другой офицер-кутеповец, Александр Александрович Анисимов, с восхищением рассказывал: "Когда мы, двое её спутников, просили отдохнуть, Мария Владиславовна сказала нам: "Как вы, мужчины, скоро устаёте"… А это был третий день беспрерывного хода по болотам…"

А вот свидетельство, оставленное известным политическим деятелем В.В. Шульгиным, "тайно" побывавшим в 1926 году в СССР и встречавшимся там с Марией Владиславовной:

"По её карточкам, снятым в молодости, это была хорошенькая женщина, чтобы не сказать красивая. Я её узнал уже в возрасте увядания, но всё-таки кое-что сохранилось в чертах. Она была немного выше среднего роста, с тонкими чертами лица. Испытала очень много, и лицо её, конечно, носило печать всех испытаний, но женщина была выносливой и энергии совершенно исключительной… Мне приходилось вести откровенные разговоры с Марией Владиславовной. Однажды она мне сказала: "Я старею. Чувствую, что это последние мои силы. В "Трест" я вложила всё, если это оборвётся, я жить не буду"".

О том, что такое было "Операция "Трест"", рассказывать, наверное, излишне. Об этой печально известной провокации ИНО ВЧК – ОГПУ написаны десятки, может быть даже сотни книг и статей. Позволим себе сделать здесь лишь одно существенное замечание.

Чекисты всегда пытались представить "Трест", как свою наиболее удачную операцию, в результате которой они якобы добились полного успеха в борьбе с активизмом Белой эмиграции. По признанию кагэбешников, операцию "Трест" впоследствии "всегда изучали в закрытых учебных заведениях НКВД - НКГБ - МГБ как классическую". В действительности же "Трест" закончился не успехом, а серьёзным провалом чекистов!

Да, "Трест" принёс немало зла Русскому Национальному делу. Но в апреле 1927 года, неожиданно для руководства ОГПУ, провокация была разоблачена, и все русские разведчики, находившиеся в тот момент в СССР, благополучно ускользнули из-под самого носа врага, а затем активизировали террористическую деятельность – этого-то больше всего и боялось кремлёвское руководство. За провал "Треста" главный его организатор – чекист А. Артузов – вместо награды получил взыскание, а затем был понижен в должности. Впоследствии, пытаясь как-то закамуфлировать свою крупную неудачу, чекисты стали утверждать (и делают это до сих пор), что крах "Треста" якобы был… выгоден советской стороне! На деле же кровавая контора В. Менжинского была в панике, так как с апреля 1927 года она потеряло всякую возможность сдерживать работу Кутеповской боевой организации, а разведка РОВСа, сделав соответствующие выводы из истории с "Трестом", коренным образом изменила методы своей работы в подсоветской России – вместо опоры на сомнительные внутрироссийские организации и группы, РОВС стал опираться только на собственную агентуру.

"ТИРАНОУБИЙСТВЕННЫЕ ВЫСТРЕЛЫ"

Сегодня, когда терроризм стал одним из страшных бичей современного мира, у кого-то может возникнуть вопрос: а насколько оправданы были террористические методы борьбы кутеповцев против советской власти? Не правомерно ли будет поставить генерала Кутепова и членов его боевой организации в один ряд с какими-нибудь современными баадерами, радуевыми и бараевыми?

Весьма точно, как нам представляется, ответил на этот вопрос русский писатель Гуль – человек весьма далёкий от симпатий к РОВСу и каким бы то ни было активным Белым организациям. Гуль, как он сам впоследствии заявлял, не мог выносить кровопролития Гражданской войны, в которой "русский человек должен был убивать русского человека". Эта его позиция привела к тому, что он ушёл из рядов Добровольческой Армии ещё в самом начале Гражданской войны, а потом, в эмиграции, написал "антивоенную книгу", высоко оцененную патриархом советской литературы М. Горьким и неоднократно переизданную в СССР. Так вот, Гуль, будучи ненавистником братоубийственного кровопролития, пишет:

"Я сочувствую выстрелам в Кремле, у Боровицких ворот по лимузинам Тиранов. Убийство Л. Каннегиссером грязно-кровавого чекиста Урицкого я вполне понимал, так же как убийство рабочим Сергеевым бывшего нью-йоркского портного В. Володарского, ставшего вельможей-террористом большевицкого Петрограда. И убийства Войкова Борисом Ковердой, и Воровского Конради я вполне понимал. Покушению Фанни Каплан на "гениальную гориллу" – Ленина я всем сердцем сочувствовал, и жалею, что она его не убила, чем спасла бы не только Россию, но всё человечество. Как мог спасти Германию граф Штауффенберг убийством Гитлера. Все эти русские выстрелы не были похожи на выстрелы какого-то полубезумного немецкого террориста Баадера. Нет, русские выстрелы были не террором, а сопротивлением террору… Это были тираноубийственные выстрелы".

Не в "рабочих и крестьян", как утверждала советская пропаганда, были направлены пули кутеповских боевиков, не в "случайные жертвы", а в коммунистов и чекистов – непосредственных мучителей русского народа, организаторов и проводников красного террора. Ибо не против своего народа, боролись соратники генерала Кутепова, а вместе с народом – то здесь, то там поднимавшим внутри страны знамёна антикоммунистических восстаний – за освобождение России!

"ЗА РОССИЮ!"

В конце мая – начале июня 1927 года несколько групп кутеповских боевиков перешли советско-финляндскую границу и направились вглубь СССР. Одну из них, направлявшуюся в тогдашний "Ленинград", возглавлял Марковской артиллерийской бригады капитан Виктор Александрович Ларионов. Другой группой командовала Мария Владиславовна Захарченко-Шульц. Её целью была Москва. С Марией Захарченко шли на это задание ещё двое боевиков: двадцатидвухлетний Юрий Сергеевич Петерс и Александр (Эдуард) Оттович Опперпут. Никто из состава этой последней группы назад уже не вернулся…

Что же произошло с членами "московской группы"? Из открытых советских источников известно, что тройке боевиков удалось прибыть в Москву и заложить мелинитовую бомбу весом в четыре килограмма в дом № 3/6 по Малой Лубянке. О том, что в этом доме располагалось общежитие чекистов, и в нём проживали московские гепеушники, в том числе и сотрудники ИНО ОГПУ, организовавшего провокацию "Трест", знали не многие. Предполагалось, что в случае удачи по ОГПУ будет нанесён серьёзный удар: это должен был быть "тираноубийственный взрыв", который услышала бы вся подъярёмная Россия.

В ночь на 3 июня взрывное устройство в здание ОГПУ было установлено, и, как утверждают все советские источники, чекисты не взлетели на воздух лишь благодаря чистой случайности: бомба была обнаружена уже перед самым взрывом. Взорваться успела якобы только одна мелинитовая шашка, что вызвало пожар, но подорвать всё здание общежития ОГПУ кутеповцам не удалось.

Из тех же советских источников, достоверность которых, впрочем, всегда в значительной степени сомнительна, известна и дальнейшая судьба членов "московской группы". Боевики попытались уйти за кордон через западную границу. Группа разделилась: Захарченко и Петерс пробивались к границе вместе, Опперпут в том же направлении пошёл отдельно от них.

ОГПУ в это время уже подняло тревогу. Вдоль границы и в прилегающих к ней районах были подняты по тревоге не только части НКВД и красной армии, но и мобилизовано гражданское население для прочёсывания лесов. Их силами были перекрыты все дороги, организованы облавы.

Согласно последней версии чекистов и недавно опубликованным ими материалам, Опперпут 18 июня 1927 года был едва не схвачен близ Яновского спиртоводочного завода, но, ранив троих преследователей, сумел скрыться. На следующий день, уходя от погони, он попал в облаву, организованную сотрудниками Особого отдела Белорусского военного округа (БВО), милицией, красноармейцами и мобилизованными крестьянами, и был убит на хуторе неподалёку от деревни Алтуховка Смоленской губернии.

Что касается Захарченко и Петерса, то возле уездного города Рудня Смоленской губернии им будто бы удалось захватить автомобиль, принадлежавший штабу БВО, причём, один из находившихся в нём красноармейцев был застрелен, но другой, уже будучи раненным, успел вывести машину из строя. После этого использовать захваченный у красных автомобиль кутеповцы не могли. Однако каким-то образом они всё же преодолели ещё около ста пятидесяти километров в сторону границы, и были настигнуты только в районе железнодорожной станции Дретунь в Белоруссии. Станция Дретунь, Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги находится на перегоне Невель - Полоцк, в Полоцком уезде Витебской губернии, в двадцати пяти километрах от города Полоцка. Вблизи станции Дретунь, в хвойном лесу располагалось село Ситно, где были полигоны и военные лагеря красной армии. Здесь же запасные отбывали первичные сборы в летнее время. Примерно там и приняли свой последний бой с красными Мария Захарченко и Юрий Петерс. Некоторые источники сообщают, что они погибли в перестрелке. Но более достоверными выглядят утверждения о том, что оба они покончили жизнь самоубийством, не пожелав сдаться в плен.

Один из красноармейцев, бывших свидетелями гибели кутеповцев, И. Репин оставил подробное описание последних минут их жизни. По его словам, кутеповцы вышли из леса прямо на стрельбище, где в то время вела учебную стрельбу какая-то рота. Существует предположение, что ОГПУ намеренно теснили боевиков к месту расположения красноармейских лагерей.

"На противоположной опушке леса, – свидетельствует очевидец трагедии, – в интервале между мишенями, стоят рядом мужчина и женщина, в руках у них по револьверу. Они поднимают револьверы кверху. Женщина обращается к нам, кричит: – За Россию! – и стреляет себе в висок. Мужчина тоже стреляет, но в рот. Оба падают.

…Ещё раз увидел я эту героиню часа через два. В скромном сером платье она лежала прямо на земле у штаба нашего полка. Ниже среднего роста. Средних лет. Шатенка. Мертвенно бледное лицо, заострившийся нос, закрытые глаза. Едва заметное дыхание. В бессознательном состоянии.

…Кругом стояла толпа любопытствующих красноармейцев. Один из них подошёл к лежащей женщине вплотную и, видимо, в намерении показать свою удаль, пихнул её носком сапога в как будто вспухнувший живот и мерзко выругался. Тело женщины осталось совершенно бесстрастным, даже не вздрогнуло.

…Всё же расчёт "молодца" на эффект оказался ошибочным. Мрачные суровые лица подавляющего большинства красноармейцев показывали явно отрицательную оценку нелепой гнусной выходки. Позднее я слыхал, что "шпионка" в тот же день и в том же бессознательном состоянии была "погружена" в вагон-ледник и отправлена в Ленинград".

Открытые советские источники почему-то не называют дату смерти Захарченко и Петерса. До сих пор ничего не известно и о месте их погребения. Если же верить сообщениям корреспондентов "Дейли Экспресс" и "Таймс", по горячим следам опубликовавшим информацию о гибели "московской группы" кутеповцев, то жизнь Марии Владиславовны Захарченко оборвалась 23 июня 1927 года…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Ещё и сегодня, спустя более семидесяти пяти лет, живы некоторые из участников развернувшегося в 1927 году трагического противоборства боевиков генерала Кутепова с ОГПУ.

19 августа 2002 года центральные средства массовой информации РФ с подобострастием рассказали телезрителям и читателям о столетнем юбилее полковника КГБ Бориса Гудзя – одного из советских провокаторов, участвовавших в проведении операции "Трест". Причём, главными заслугами чекиста федеральные СМИ назвали именно участие в операциях "Трест" и "Синдикат-2". Телевидение РФ на весь мир транслировало речь столетнего гэпэушника. А на следующий день, 20 августа, в Москве служба внешней разведки (СВР – бывшее Первое Главное Управление КГБ СССР) устроило официальное торжественное чествование отставного "трестовика": руководители СВР ублажали своего ветерана и "воспитывали" молодое поколение "российских разведчиков" (!) на его примере…

Что же, у властей РФ - свои герои, у России – свои. И, пока федеральные власти и их спецслужбы громогласно, на всю страну чествуют советских шпионов и провокаторов, Россия тихо помянет молитвою своих Героев.

Пусть эти строки признательности станут символическим скромным букетом белых роз, положенных на безвестные могилы наших Национальных Героев - Марии Владиславовны Захарченко и её боевых соратников.

«Вестник РОВС», № 6-7, 2003 г.